Я помню, как стылый ветер пел песни на побережье,
Как вторили ветру струны дыханием звонкой стали,
И в старых напевах наших - сиянье шальной надежды.
Я помню, какими были, я знаю, какими - стали,
Лишь ветер поёт как прежде.
Я помню - в глазах напротив дробилось шальное пламя,
Как ты улыбался солнцу, всей кожей впитав огонь, и
Как строки прожитых песен навеки врезались в память,
Как пламя волшебной птицей танцует в твоих ладонях.
Но память так больно ранит...
Но - ветер в венах, по ветру - вера,
Все тропы ведут в рассвет.
В моих балладах так много ветра,
А пламени больше нет.
Я знаю, как стынут пальцы, как инеем стелит тропы,
И как бесполезной льдинкой под ноги роняют сердце,
Как вместо привычной песни из горла - лишь хриплый шёпот,
И даже под ярким солнцем - ни выдохнуть, ни согреться.
Болезненный, всё же, опыт.
Ты знаешь, как пламя бьётся в груди, как находит выход,
Как кровь закипает в венах и плавятся в пальцах струны.
В твоей беспокойной пляске молчание хуже крика,
И сердце твоё шальное огонь заклинает лунный,
Скиталец бронзоволикий.
И искры стаей взлетают, тают,
Все тропы ведут в закат.
Ты слишком ярко теперь пылаешь,
И я опускаю взгляд.
Ты больше не слышишь ветер, мне страшно тебя касаться,
Я стала его дыханьем, полынной седой бедою.
Тепло - это слишком больно. Твой взгляд обжигает пальцы.
Ты больше не слышишь ветер. Как мне говорить с тобою?
Что сделать, чтоб ты остался?
Сгорают с пламени все обеты,
И тропы замкнулись в круг.
Однажды костёр догорит, а пепел
Развеется по ветру.